Рябцев сначала не понял, что от него хотят. Обернулся назад, потом взглянул на тело убитого в десяти метрах перед ними.
– Темнота. На дороге светлее, свет фар, но от этого здесь еще темнее. Глаза не могут так быстро адаптироваться. Стреляли на бегу, по движущейся цели. Плюс стрессовая ситуация… Они неплохо стреляют.
– Очень хорошо стреляют, – поправил Бегин. – При таком раскладе не каждый снайпер цель снимет.
Открывая папку, Бегин замер, обратив внимание на руку поверженного на грудь Сергеева. Она была запрокинута в сторону и чуть вверх. Бегин склонился, чтобы разглядеть ладонь. При ближайшем рассмотрении оказалось, что к коже указательного пальца прилипла тоненький изогнутый кусочек сухого листа какого-то растения.
– Что там?
Бегин не отреагировал на вопрос криминалиста. Обернулся и принялся шарить по траве – там, куда словно указывала рука Сергеева. Рябцев и криминалист переглянулись. Когда Бегин сделал шаг в темноту, Рябцев двинулся за ним.
– Что ищете?
Вместо ответа Бегин склонился вниз. Рябцев, раздираемый от любопытства, заглянул через его плечо и увидел, как Бегин аккуратно, двумя пальцами, поднял из травы находку. Свернутый треугольником прямоугольник из газетной бумаги. Квадратная часть была сложена дважды, и в получившийся бумажный треугольный кармашек, как клапан, была просунута оставшаяся полоска бумаги.
– Забавно, – сказал Бегин. – Смотри, какая форма. Так в годы войны фронтовики письма домой складывали. Не было конвертов.
Он чуть поводил свертком из стороны в сторону. Внутри шуршало содержимое.
– Знаете, что там?
Озадаченный, Рябцев кивнул.
– Догадываюсь. Анаша.
***
Работа на месте преступления продолжалась вплоть до восьми утра. Все вещдоки – гильзы, одна из пуль, все-таки не попавшая в цель и пролетевшая мимо Сергеева, чтобы вонзиться в ствол растущего всего лишь в нескольких метрах впереди дерева, «куриные лапы» и прочее – были описаны, сфотографированы, упакованы, пронумерованы и отправлены в город. Рябцев раздобыл для Бегина кофе – термос с горячим напитком обычно был в фургоне дежурки – чтобы тот мог сделать все, что нужно: протокол осмотра, схема места преступления, сразу же направления на необходимые экспертизы. Под утро на трассе появился и Лопатин, а с ним пара человек из пресс-службы. Бегин по его просьбе поднялся на дорогу и отошел к машине полковника.
– На сегодня назначена пресс-конференция, – поведал он. – Она пройдет у нас, в Домодедово. Это совместная инициатива наших и ваших. Нужно и ваше присутствие. Если раньше можно было думать, стоит или не стоит, то сейчас у нас уже три эпизода и четыре трупа. Народ будет сплетничать и паниковать, к гадалке не ходи. Надо их всех как-то успокоить. Паника в Подмосковье никому из нас не нужна.
– Я понимаю.
– Так что по поводу пресс-конференции: подумайте, что сказать, если и к вам будут какие-то вопросы, хорошо? Общие слова, ничего конкретного, бла-бла-бла.
– Само собой.
– И еще, – продолжал Лопатин. Мне звонили из нашего главка. Дело принимает нехороший оборот, поэтому они решили создать второй штаб. Он будет размещаться у нас в областном УВД. Следователи из комитета там тоже будут, пока не знаю, кто. И судя по всему, этот штаб будет координировать самое высокое начальство.
Бегин нахмурился. Такой поворот ему не нравился. Но ничего не попишешь.
– Спасибо за информацию. Как только вернусь, я позвоню своим и узнаю, что теперь от меня нужно.
Лопатин кивнул. И так вышло, что его взгляд упал на ноги Бегина. Лицо Лопатина вытянулось.
– Твою мать… – невольно выдохнул он. – У вас… кровь.
Бегин посмотрел вниз. Его левая нога была распорота какой-то сухой веткой где-то там, внизу, в обочине. Багровая пропитанная кровью штанина, порванная по диагонали – от лодыжки до колена – облепила ногу. Тонкая струйка крови стекала по ботинку на асфальт. Рана была глубокой.
– Б… дь, – растерянно пробормотал Бегин.
Справились своими силами, несмотря на то, что Лопатин настаивал отвезти Бегина в травмпункт. Рана была довольно глубокой. Ее как следует продезинфицировали подручными средствами – бутылочкой спирта – и перевязали. Судмедэксперт, выполнявший роль скоропомощника, был озадачен, заметив, что на лице Бегина не дрогнул ни единый мускул, когда открытую глубокую рану обильно поливали спиртом. Любой другой от этого взвился бы, как уж на сковородке.
По пути в Домодедово пришлось заезжать во временное пристанище Бегина – нужно было сменить брюки. В пути Рябцев настороженно косился на Бегина, большую часть дороги хранившего молчание.
– Больно? – наконец решился Рябцев.
– Переживу как-нибудь.
– Что думаете по убийствам? Они совсем обнаглели, да? С предыдущего два дня всего прошло. Вошли во вкус, уроды. – Бегин молчал, и Рябцев продолжил, чтобы заполнить пустоту: – Надо бы народ предупредить. А то ездят и не знают ничего.
– Предупредим, конечно. Только это ничего не даст.
– Почему?
Бегин протяжно вздохнул.
– Потому что люди не осознают опасности, пока это не коснется лично их. Так было всегда, и всегда будет. Человек так устроен. За последние двадцать лет на трассах и автострадах страны было убито столько человек, сколько погибает в войну. Сейчас не девяностые, конечно, но… вы сами все видели.
– Все мы привыкли жить так, как живем, – пожал плечами Рябцев. – Привыкли к спокойной жизни. Это не так плохо.
Бегин усмехнулся.
– Да вот только спокойной жизни не существует. Никогда не существовало. В советские годы человек жил, не подозревая, какие звери ходят иногда рядом с ним. Сейчас об этом трубят во всех газетах, в интернете, по ящику. Но человек продолжает жить, свято веря, что этот ужас никогда не коснется его лично. А параллельно с нами живет такое, что не укладывается в черепную коробку простого человека. Поэтому он делает вид, что этого просто нет. Живет в своем мирке. Привычная спокойная жизнь – просто иллюзия. Ловушка для дурака.