– А как выгляжу?
– Херово.
– Ну вот тебе и ответ.
– Тебя еле вытащили, ты знаешь?
– Мне сказали.
Рябцев поколебался.
– Меня через три дня уже отправили домой. Я это… каждый день приходил. Можешь у медсестер спросить, я всем им тут плешь проел. Но меня не пускали, уроды. Сами тут табуном пасутся, а мне и на пять минут нельзя заскочить, что за дела? Сегодня первый раз разрешили.
Бегин кивнул.
– Спасибо. Рад тебя видеть. Сам-то ты как?
– Да у меня что, ерунда. Плечо, сука, ноет только. Там его зашили, так оттуда гной лезет постоянно. И нитки эти долбанные торчат. К врачу на перевязку прихожу, говорю: «Разуй глаза, эскулап, у меня там загноение какое-то!». И что ты думаешь? Они все, б… дь, вскрывают, чистят и снова повязку накладывают. А через два дня – опять гной. Я задолбался уже. – Рябцев запнулся, встретив ироничный взгляд Бегина. – Мда, прости. Я увлекся. Тебе-то похуже, наверное…
– Терпимо. Как твои дела?
– Говорю же, я как новенький…
– Нет. Работа. Семья. Как там? На тебя заявление подали, как я помню.
– Мда, – Рябцев невесело улыбнулся. – Подали… Заявление завернули. Меня могли закрыть, потому что я тому уроду сломал нос, выбил зубы и вообще знатно ему рожу начистил. Правильно ли я сделал? Не знаю. Но я бы сделал это снова. Ход делу не дали. Это был личный приказ Лопатина. Но мне поставили условие.
– Какое?
– Ход делу не дадут, если я напишу заяву и добровольно уйду из органов.
Бегин скосил взгляд на Рябцева. Тот развел руками – мол, что поделаешь.
– Ты больше не полицейский?
– Как видишь.
– И где ты сейчас?
– Лечусь дома. Потом попробую найти что-нибудь… – Рябцев ухмыльнулся. – Может быть, водителем пойду к какому-нибудь коммерсу. Опыт у меня есть.
– Ты плохой водитель, – не выдержав, хмыкнул Бегин. Они посмеялись, и Бегин тут же пожалел об этом – от сотрясения грудной клетки швы затрещали, и все тело пронзила боль. Рябцев вскочил, чтобы бежать за помощью, но Бегин махнул рукой – это не нужно.
– А жена? Вернулась?
Рябцев просто покачал головой. Дальнейшие вопросы были бессмысленны.
После паузы теперь уже бывший опер сказал:
– Спасибо тебе, Сань. Ты мне жизнь спас. Спасибо. Я никогда этого не забуду. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Просто знай это.
Бегин кивнул. Затем невесело хмыкнул мыслям, которые роем витали в голове.
– Странно все это. Знаешь, что такое дежа-вю? Когда ты видишь что-то, что как будто уже встречал, но не помнишь, где. А мы с тобой… та история на трассе… Это было очень похоже на историю, которая приключилась 11 лет назад. Тоже кровь. Тоже огонь. Тоже те, кто хочет тебя убить. И я вот тут лежу, пялюсь в потолок с утра до вечера. Когда-то я точно так же валялся год в больнице. И тоже пялился в потолок. И тоже вспоминал пожар, который должен был меня сожрать и покончить со всем этим. Но почему-то не покончил. И вот сейчас я снова живой. Странно все это. Знаешь, что самое отвратительное в том, что люди называют страданием? Ее бессмысленность. Какой в этом смысл? Какое, к черту, послание? Нахрена проходить через одно и то же снова и снова?
Рябцев вздохнул.
– Ты сам говорил. Ничего не бывает зря. Я ведь тоже много думал об этом. Сань, если бы тогда 11 лет с тобой той беды не приключилось… Мы бы сейчас здесь не сидели. Нас бы просто не было. Понимаешь? Та хрень испоганила тебе всю твою жизнь, я знаю. Анальгезия превратила твою жизнь в ад, как я понял. И это хреново, врагу такое не пожелаешь. Но она же спасла нам обоим жизнь. Ничего не бывает просто так, ты сам говорил. Если в чем-то ты не видишь смысла – надо просто подождать. И картинка прояснится.
Бегин на секунду прикрыл глаза.
– Я уже думал об этом. Если включить логику, то все правильно. Это логично и математически правильно. Как в уравнении. Но легче как-то не становится. Внутри то же самое. Одна чертова пустота.
Рябцев помолчал. А потом пристально посмотрел на Бегина.
– Я знаю, что ты сделал.
– О чем ты?
– Помнишь, когды мы сидели в баре около конспиративной квартиры. Мы еще надрались тогда, как собаки. Ты мне рассказал про свою жену. Как она умерла.
– И что?
– На меня тогда это большое впечатление произвело. – Рябцеву было нелегко говорить. – Не каждый день такое слышишь… Я потом проверил все. Чисто любопытство, знаешь. Я в архивах нашел информацию о том деле. Тех двоих, которые убили твою жену и чуть не убили тебя – их ведь установили почти сразу. Они были членами банды, по которой ты работал. Дорожной банды. Убивали таксистов, а тела сжигали. И те двое… Один из них был бритоголовым, да? Точнее, не бритоголовым даже, а просто лысым – у него какая-то болезнь была, волосы не росли. Он в розыске до сих пор. Уже десять лет о нем нет вообще никакой информации. Как испарился. А второй, главарь той банды – у него были золотые зубы. Кличка Фикса. Его труп нашли через полтора года. В лесу. Его сожгли заживо. Облили бензином и сожгли. Только по зубам его и смогли опознать… – Рябцев сделал паузу. – Это ведь ты? Ты все-таки нашел его. И отомстил за жену. Да?
Бегин не ответил. Все эти дни он лежал на больничной кровати, смотрел в потолок и думал. Больше ему ничего не оставалось. Бесконечное копание в прошлом сводило с ума и вызывало головную боль, о существовании которой он за последние десять лет успел позабыть.
– Хочу, чтобы ты знал, – подал голос Рябцев. – Я бы тоже так сделал. Ты поступил правильно. Эта сука заслуживала смерти. Ты ведь винишь себя в этом, да? Все эти годы? Что не уберег жену. А потом – что сделал это, потому что должен был, но это все равно терзает тебя и не дает покоя. Я угадал?