– Понятно. Нина Ивановна, а квартира эта, где ваши подозрительные лица проживали – чья она? Кто хозяин?
– Да Захар тогда хозяином был, дурачок, прости господи. О покойниках, конечно, нельзя плохо, но Захар был тушите свет, как говорится.
– О покойниках? – напрягся Рябцев. – Он умер?
– Захар алкаш был, – поведала, покосившись по сторонам и понизив голос, Копылова. – Пьющий, то есть, прости господи. И запойный пьющий. Пока Марина, мать его, жива была, тут куролесил. Дружки, пьянки, драки… Чего мы с ним только не насмотрелись. А как мать свою, Марину, значит, в могилу свел запоями своими, так кормить его некому стало. И пропал он отсюда. Квартиру сдавать начал, а на деньги эти пить. Где жил, кто его знает, но когда он появлялся, смотреть на него страшно было. Опустился, воняет, как бомж одевался… Деградировал, значит, понимаете? Ну вот и допился, что вы думаете. Нашли его в Константиново. Говорят, в канаве какой-то. От перепоя и помер, прости господи.
– А квартира?
– А что квартира? Квартира сестре Марининой досталась. Не знаю, как зовут, Люда, кажется. Она ее продала и все. Сейчас там семья живет. Детишки у них такие хорошие! Мальчик скромный, а девочка маленькая совсем, не ходит еще. Как же их зовут-то…
– Нина Ивановна, – вмешался в поток сознания старушки Бегин. – А после того, как квартиранты те съехали, вы Захара видели? Можете вспомнить?
– А чего тут вспоминать? Если б появился, я бы ему все высказала, алкашу проклятому, прости господи. Проходимцев каких-то понавел, все равно кому квартиру сдавать, разве можно так? Не видела. Да он сразу же и помер. Его где-то через неделю и нашли в канаве. Я, знаете, что думаю? Съехали пришельцы эти кривые – и не заплатили ему. А денег на водку нет, правильно – раз не заплатили? Вот он сивухи-бормотухи какой-то купил дешевой, отравы, значит, – вот и отравился.
Бегин кивнул. Присел рядом.
– Нина Ивановна, а как выглядели те квартиранты, помните? Сколько их было?
– Да четверо, я же в жалобе написала. А вот как выглядели… У меня же это, глаза не молодые уже, понимаете. Да и прошло сколько, больше полгода. Помню, один амбал такой был. Вот прямо амбал, натуральный. Еще один… ага, невысокий такой, стрижка бобриком, или ежиком, или как это у вас, у молодежи, называется. Еще один небритый, заросший, бородатый… А четвертого что-то и не припомню. Да чего ж вы раньше не пришли? Полгода назад пришли – мы бы с вами их сразу, ух, разоблачили!
Они беседовали еще около получаса. После чего сердечно распрощались с бдительной старушкой и направились к машине Рябцева.
– Ну что? – шепнул Рябцев. – Это они?
Бегин уверенно кивнул.
– Даже не сомневаюсь. Здесь они спланировали свои первые убийства. Здесь родилась банда ДТА.
Технари из ЭКЦ сделали, что смогли. Фото стрелка из «шевроле» удалось увеличить, осветлить и сделать четче. С лежащей на столе перед Бегиным фотографии смотрел злобный тип лет 30, с крючкообразным носом. Капюшон закрывал его уши, линию роста волос и лоб, но лицо можно было опознать.
– Говорят, это все, что они смогли сделать, – сказал Рябцев.
– Уже что-то. Эта фотография у Лопатина уже есть?
– Само собой. Сейчас наши убойщики ищут эту рожу по всем базам. Параллельно ориентировку готовят, если уже не сделали. Объявляют в розыск.
– Решили брать быка за рога, – кивнул Бегин, продолжая смотреть на фото. – А ты сам внимательно смотрел? Лицо не знакомое?
– Да вроде нет. Думаешь, из Домодедово?
– Если полгода назад банда снимала квартиру в городе, в ста метрах от опорника, они могут быть здесь и сейчас, – отметил Бегин.
Рябцев промолчал. Щелкнул чайник. Рябцев залил горячую воду в заранее приготовленные кружки, после чего кивнул Бегину на дверь. Это был знак, что нужно поговорить. В кабинете дела больше не обсуждались. Оба взялись за кружки и вышли из кабинета. Рассохшиеся стулья стояли неподалеку от выходящего на улицу окна УВД. Рябцев предпочел усесться на стул. Бегин прислонился к простенку у окна, поставив горячую кружку на подоконник.
– Что с Захаром? – тихо спросил Бегин.
– Труп обнаружили 18 ноября. Через три дня после убийства Зубова – понял, да?
– Где?
– Как бабка и сказала, в Константиново. Точнее, на окраине поселка, на пути к кладбищу. Там часто местный сброд собирается и бухает. Его в канаве нашли. Сделали вскрытие. Оно показало, что смерть наступила вследствие отравления суррогатами алкоголя.
– Дело заводили?
– Кому нужен спившийся и опустившийся упырь, – покачал головой Рябцев. – Признаков насильственной смерти никто не обнаружил. Хотя мне кажется, их никто особо и не искал. Провели проверку и отправили материал в архив.
Бегин хмыкнул.
– Убивают участкового. В Домодедово это было ЧП номер один. На уши подняли всех. Через три дня находят труп алкаша, квартира которого была на участке Зубова. И никто не пытался сопоставить дважды два?
Рябцев нахмурился. В чем-то Бегин был прав, но в Рябцеве взыграла профессиональная солидарность с коллегами.
– Так что ты думаешь обо всем этом? – буркнул он.
– Зубов проверял сигнал и наткнулся на банду. Они запаниковали. Сто процентов, что они уже к чему-то готовились. И из-за какого-то участкового дело было под угрозой срыва и даже провала. Вот они и решили его убрать. Потом смылись сами и замели следы. Может быть, пообещали Захару заплатить за жилье за несколько месяцев вперед. Неважно, это мелочи. Потом смешали водку с каким-нибудь стеклоочистителем и вливали ему в глотку, пока кони не двинул… А после этого залегли на дно. Все-таки убийство полицейского – это очень и очень серьезно. Им нужно было проверить, что им ничего не угрожает.